О, боже, да!!! Чудесная
Uccello Spreo подарила мне счастье, за что ей земные поклоны до шишки на лбу!
на заглушку тык:
Название: Икар
Автор: Uccello Spreo
Гамма: Амелия Уинстон
Размер: 5500
Персонажи: НМП, Джим
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: pg-13
Предупреждения: Спойлернамек на смерть персонажей
От автора: этот фик написан из-за оку, для оку и ради оку. Посвящается ей и является фанфиком на фанфик, АУ на АУ, читать после "Сказки на ночь", чтобы лучше представлять мир. Но можно и без)
читайте и разделите мой восторг Томми никогда его не видел. Да и сейчас не обратил бы на него никакого внимания, если бы их руки не потянулись одновременно к одной детали. Томми был маленьким шустрым мальчиком с цепкими пальцами, поэтому успел схватить ее первым, прижал к груди и торжествующе посмотрел на старика. И замер, приоткрыв рот, когда увидел печальные глаза и в них что-то такое, чему еще не мог найти определения. Руки человека дрожали, суставы на пальцах были непривычно большими и круглыми. Он сжимал и разжимал ладонь, как будто пытаясь взять потерянную для него вещицу.
– Д-держите, с-сэр, – сказал мальчик, заикаясь, и протянул железяку. Старик тяжело вздохнул и покачал головой, слабо улыбнувшись. Томми заворожила эта улыбка, потому что морщинистое лицо очень преобразилось, а взгляд просветлел. Бледные, подернутые голубоватой туманной дымкой глаза посмотрели на мальчика, и он не смог не растянуть губы в ответной улыбке, продемонстрировав несколько отсутствующих зубов.
– Щербатый рот, – проговорил старик и рассмеялся, почти сразу закашлявшись. Томми задумался: обидеться на это или нет? То, что у него выпало несколько молочных зубов, было причиной для гордости, ведь это значило, что он вырос! В его классе он был единственный, у кого выпало четыре штуки, у остальных максимум по два! Так что, подумав, он решил не обижаться. Вместо этого он прищурился, выискивая, что можно сказать о старике, и вдруг фыркнул:
– Да у вас тоже рот щербатый!
– Что же мне делать, – ответил тот и усмехнулся, весело посмотрев на Томми. – У меня-то больше ничего не вырастет. Старый я уже для зубов.
– Держите, – повторил Томми, настойчиво протягивая руку с зажатой в ней деталью. Та была тяжелая, вся в проводках и пачкала ладонь странным веществом — каким-то маслом, густым, голубоватым. Томми поднес вторую руку к лицу, понюхал и ничего не почувствовал, только вдруг старик неожиданно ловко схватил его за запястье и проговорил:
– Нельзя, чтобы оно попало внутрь. Это опасная штука, вот что я скажу. И если ты не знаешь, что с ней делать — не делай ничего.
– Так держите же, – почти выкрикнул Томми, и старик наконец взял тонкими, но все еще крепкими на вид пальцами железяку. – Вам она точно нужнее!
– Это ты прав, – кивнул старик. – Мне как раз ее не хватает... для полного набора, – взглянув на мальчика, договорил он и подмигнул. Затем, заплатив продавцу, осторожно, почти трепетно поместил деталь в древнюю холщовую сумку, которая уже от одного взгляда должна была развалиться — такой потрепанной выглядела.
– Какого набора? – сразу же спросил Томми, а старик покачал головой:
– Не скажу. Это... особенное дело, очень важное. Нельзя о нем говорить просто так на барахолке, да еще и с первым встречным, – подмигнул он снова.
– Важное?.. - растерянно переспросил мальчик. Старик кивнул и, взмахнув рукой, развернулся, быстро затерявшись в толпе. Томми постоял немного, а потом спешно взглянул на часы — мама будет ждать его нескоро. Именно поэтому он и забежал на барахолку, чтобы покопаться в старинных интересных штуковинах. Мама это запрещала и не раз наказывала его за непослушание, когда находила в его комнате разные предметы, но Томми научился их лучше прятать, потому и решил еще с самого утра, что после школы забежит сюда. Только так получилось, что он не нашел ничего любопытного — кроме старика, который мгновение назад словно растворился.
Сорвавшись с места, Томми бросился в сторону, куда тот ушел. Локтями расталкивая людей, он цеплялся за них рюкзаком с учебниками и протискивался между взрослыми, на ходу выкрикивая извинения. Ответов он не слышал — так хотел побыстрее оказаться рядом со стариком. Ему повезло практически сразу же, он даже не успел расстроиться, что упустил такую возможность узнать что-нибудь интересное. Нужный человек шел медленно, всматривался в прилавки, выискивая взглядом что-то, необходимое для важного и особенного дела. Томми подбежал к нему, схватил за рукав серой рубашки и, получив удивленный и немного сердитый взгляд — старик опасливо прижал к груди сумку с деталью — произнес:
– А можно с вами?
– Что — со мной? – серьезно спросил тот, немного расслабив руку. Понял, наверное, что Томми не хотел ничего у него забирать.
– Делать то, что вы делаете, – уже менее уверенно проговорил мальчик, сообразив, как это странно прозвучит.
– А ты никому не скажешь? – старик наклонился и посмотрел на Томми добрыми и почти бесцветными глазами.
– Никому, – для внушительности он еще и головой помотал.
– Тогда... почему бы и нет, – широко улыбнулся старик. – Пойдем со мной, я покажу тебе дорогу.
* * *
Старик — «Зови меня «Джим», малыш» — жил в покосившейся лачуге. Стены стояли под таким углом к земле, что, казалось, обрушатся от первого же порыва ветра, но ничего: скоро Томми сам убедился, какой силы непогоду может вынести этот домишко.
– Это, – сказал Джим, – временное пристанище. Я-то все больше в лесу живу, в Ийове, знаешь такую?
– Слы-ышал, – закивал головой мальчик, с интересом осматриваясь внутри жилища. Сидя на шатком табурете и покачивая ногами, обутыми в светлые сандалии, мальчишка казался здесь совсем не к месту. – Но это же далеко!
– А то, – важно ответил старик. – Очень далеко. Но я много путешествую, мне надо кое-что найти. Всегда чего-нибудь недостает, – произнес он намного тише и будто самому себе. Томми замечал такое за мамой, когда она намечала себе планы на выходные в духе «постирать белье» или «заставить убраться в комнате». – Я ведь тут ненадолго, – поделился Джим. – Ну, тут. Тут. В Анжелесе.
– Ну да, – протянул Томми. – А что вы ищете? И зачем?
– Это секрет, – с сожалением сказал старик. – Я бы рад с тобой поделиться — меня и самого уже порядком утомила эта тайна... вот как говорить-то я могу еще, а? Не думал? Думал, я совсем глупый? – он закряхтел и закачал головой. – Не-ет, нет, я не глупый, и ты это знаешь...
– Сэр? – встревоженно позвал его Томми, и Джим встрепенулся, как воробей, облитый водой:
– Не могу я тебе рассказать, – буркнул он, отводя взгляд. – Я тут неделю еще буду, можешь приходить и смотреть. Научу тебя чему смогу, хочешь?
– Хочу! – быстро ответил мальчик.
– То-то же, – разулыбался старик. – Я много чего умею. Только утром можешь не приходить, я на базарах да барахолках буду, мне искать надо. Тут же много добра осталось после Свержения... да ты не помнишь, еще и матери твоей не было, – хохотнул он. – А я был, все видел и даже кое-чем помог. А это мне вместо «спасибо», – Джим развел руками, показывая на стены дома, но Томми понял, что тот имеет в виду не именно эту лачугу, а вообще свою жизнь. Потому что сейчас было хорошо видно, как они различались с этим нищим стариком: Томми был хорошо одетым мальчиком, даже имел полный комплект учебников, а Джиму, кажется, даже есть было нечего.
Папа Томми был уважаемым человеком в городе, особенно среди таких, как он — особенных. У папы было три руки. У мамы на лбу почти развился еще один глаз, как раз над правым, и бровь росла криво. Сам Томми был обычным мальчиком, как и большинство ребят, но говорят, что когда-то давно таких, как его родители, было очень много. К ним относились плохо — отлавливали и убивали, но теперь, когда население Земли начало восстанавливаться, мутантов привечали и даже позволяли занимать высокие посты. Папа говорил, что это своеобразное извинение за то, что творилось на планете пятьдесят лет назад. Томми думал, что им повезло не застать то время. А вот Джим казался таким старым, что у мальчика сложилось впечатление, будто тот видел еще и Первую войну, когда Хан покорил Землю и заставил всех считать, что он — Царь и Бог для оставшихся кучек людей.
Томми знал, что потом случилось что-то странное, и люди вдруг узнали, кто такой на самом деле этот Хан и его самолучшие. Мама рассказывала эту историю ему перед сном, когда он был совсем маленьким, и он помнил ее наизусть. Мама хотела, чтобы Томми никогда не забывал о войне и кошмаре, что та принесла. Мама говорила, что это знание поможет ему оставаться человеком и никогда никому не делать больно. Томми и так никому не делал больно, но раз мама так хотела, то пожалуйста.
Вот только все равно никто не мог сказать, что же тогда случилось. Томми знал — со слов мамы — что в ночь, когда все переменилось, небо пронзила яркая вспышка, раздался грохот, а наутро люди увидели поломанные деревья и выгоревшую траву в одном из лесов. Это стало началом Свержения. Там был еще парень, он направлял вооруженных селян, выдавал странного вида пистолеты, которые стреляли лучами. Это Томми сейчас знал, что тот парень давал всем фазеры, а на тот момент никто из людей и не представлял, что такое бывает. Так мама рассказывала.
Вот этот парень — мама не любила о нем вспоминать, и голос ее сразу же делался грустным — все и провернул. Руководил восстанием, защищал, бросался на помощь каждому и сыпал странными словами. А потом, когда Хана победили — парень тогда кричал громче и всех и смотрел в небо — он взял и исчез. Как растворился. Никто его больше не видел. Томми думал, что он где-то и сейчас ходит, молодой, красивый — победитель.
– Ну так что? Придешь завтра? – окликнул его Джим. Томми моргнул несколько раз, словно просыпаясь, и посмотрел на старика:
– Я после школы, хорошо? Это как сейчас, – пояснил он.
– А мать не потеряет? А то будет с криками по Анжелесу бегать: «Где Томми, где!»... А имя твое на пиджаке твоем вышито, не смотри на меня, не колдун я, – рассмеялся Джим. Томми вспыхнул:
– Да и не думал я, что...
– Да знаю я, что ты там думал и не думал. Иди уж, вон на часы как часто смотришь — торопишься. Я к завтра все подготовлю — учить буду. А ты мать предупреди, – Джим покачал узловатым пальцем прямо перед лицом мальчика и, вздохнув, пошел к двери: – Давай-давай, иди.
* * *
Он маме так ничего и не сказал. Соврал про два урока, которые поставили сверху, и назвал время, когда примерно будет дома. Мама говорила по комму с папой, поэтому только кивнула, а вечером просто зашла проверить домашнее задание. Только и всего. Поэтому после школы он чуть ли не вприпрыжку бежал к лачуге, которая виднелась на близком пригорке, едва стоило вывернуть с рынка.
Подойдя к двери, он пригладил взлохмаченные волосы, одернул задравшийся пиджак и подтянул короткие, до колена, брючки — подтяжки не справлялись. Рюкзак оттягивал плечи, но Томми не замечал этого — он занес кулак над досками и уже собирался постучать, как вдруг из-за спины раздался насмешливый голос:
– Ко мне, что ли?
Томми быстро обернулся и, увидев поднимавшегося в гору Джима, смущенно улыбнулся:
– Ага. Я пришел, – сказал он. Джим фыркнул:
– Да уж вижу. Глаза мои пока на месте. В отличие от зубов, – проговорил старик и хитро посмотрел на Томми. Мальчик вспыхнул, а Джим рассмеялся: – Ну полно, полно! Заходи, у меня открыто. Красть же нечего, вот и не запираю.
Томми подумал, что тут при всем желании запереть не получится, и послушно прошел внутрь. Удивился, обнаружив у стола, около которого вчера сидел на шатающемся табурете, добротного вида стул. А на самом столе лампу, отвертки и компьютер — планшет. У Томми такого не было, но у папы был, поэтому он знал, зачем такой нужен и что с ним делать.
Джим, шаркая подошвами, ходил по жилищу, раскладывая по мешкам принесенное с собой добро. Выглядел он донельзя довольным и даже замечтавшимся, перебирал пальцами проводки на очередной детали, которую достал из заплечной сумки, и беззвучно шевелил губами. Томми не решился его отвлекать.
– Сколько тебе лет? – спросил Джим так неожиданно, что Томми вздрогнул.
– Восемь, сэр.
– Большой, – одобрительно протянул старик. – Хотя мне, когда сел учиться, восемнадцать было. И ничего, вон какой стал, – он важно выпятил живот и похлопал себя. Томми нерешительно улыбнулся. – Ну все, садись давай, буду показывать. А ты смотри и слушай!
Мальчик быстро скинул рюкзак, сел на стул, Джим придвинул к столу вчерашний табурет и, устроившись, принялся рассказывать и объяснять.
Час пролетел незаметно.
– Не пора ли тебе? – хмуро посмотрев на лежавшие перед ним часы, спросил старик. Томми испуганно взглянул на циферблат и выдохнул:
– Не-ет, полчаса еще есть.
– Полчаса?.. Да это ж уйма времени. Чаю? Ты же голодный?
– Нет, сэр. Но чаю хотелось бы, – он прижал ладони к щекам, а потом подышал на них, грея. В лачуге, пол которой находился невысоко от земли, от долгого сидения стало холодно. На улице вообще была осень — сентябрь, поэтому ничего удивительного, что Томми замерз.
– Ну тогда подожди, – сказал Джим и, нажав несколько кнопок на панели странного ящика, уселся на табурет. – Он сейчас подумает и выдаст, терпение, терпение.
– А что это, сэр?
– Репликатор, – улыбнулся Джим. – Переносной. Мое изобретение.
– Ого! – воскликнул Томми. У него дома тоже был такой, но только вмонтированный в стену. Папа объяснял, что для работы репликатору требуется много энергии, и Томми ни за что бы не подумал, что это устройство может быть переносным. Ящик, небольшой такой, где-то двадцать на тридцать сантиметров, возвышался на подставке и мерцал огонечками. Раньше его не было видно, потому что он был прикрыт тканью — тряпка теперь лежала на полу. Томми засомневался, что разумно такую вещь оставлять без присмотра в лачуге, но Джиму было виднее.
– Да... – задумчиво протянул старик. – Было время, – сказал он и грустно улыбнулся.
– Вы... – Томми вдруг осмелел, – видели войну?
– Нет, что ты, – рассмеялся он. – Я не настолько стар. Мне даже семидесяти нет. А выгляжу так потому, что с радиацией много возился в молодости, подействовала она на меня. Время-то опасное было, а игрушки железные я всегда любил.
– А... что вы собираете? – почувствовав, что Джим разговорился, Томми на интуитивном уровне понял, что нужно спрашивать.
– Корабль, – просто сказал Джим.
– Ого, – уважительно отреагировал мальчик.
– Ну... – заговорил старик. – Ладно, расскажу я тебе, раз так хочешь, – Томми весь подобрался и превратился в слух. – Когда-то давно — очень давно — был у меня друг. Мы были с ним близки, он был умный — а то время быть умным считалось противозаконным. Но он рассказывал мне много всего, помог мне поначалу, а потом и я выучил остальное. Я помогал ему тоже... Он был высоким, черноволосым, стройным и красивым. Необычно он выглядел, вот что я скажу, его однажды посчитали колдуном и чуть не убили. Я помогал ему... Починить его корабль, – наконец сказал Джим. – Я жизнь ему спас. Он мне дал кое-что и... А он не смог меня взять с собой и обратно не вернулся, так что я думаю, что у него там неприятности случились. Он же запрет нарушил, когда на Землю прилетел, понимаешь? Его там заперли, наверно, и не пускали больше никуда. Что один вулканец может против толпы?..
– Вулканец? – Томми ухватился за незнакомое слово.
– Инопланетянин, – объяснил Джим. – С планеты Вулкан. Он и показал мне, что Хан — совсем не герой, а преступник, что он и довел планету до такого состояния, заселив мутантами. Это ж из-за него все пошло, из-за его ядерных бомб. Он потом не зря запрещал обучаться, то есть, так мало давал ученикам: чтобы не узнал никто, кто виноват. Это универсальное поведение, когда не можешь справиться с народом — нужно превратить их в глупое стадо, чтобы каждый на другого напраслину возводил да во всех грехах обвинял. Вот Спок-то мне и открыл глаза.
– Понятно...
– Да что тебе понятно, – махнул рукой Джим. – Маленький ты еще. Я хотел с ним полететь, а он не взял. Сказал, здесь у тебя дела, а я вернусь еще. А не вернулся. Так что я к нему полечу.
– А если он не долетел? – неуверенно проговорил Томми и вжался в стул, ожидая отповеди, но старик только спокойно покачал головой и легко улыбнулся:
– Спок-то? Спок долетел. И я долечу, – уже тише сказал он, опустив голову. Томми немного помолчал, чувствуя себя не в своей тарелке из-за того, что все-таки разговорил Джима, и, набравшись смелости, спросил:
– И вот все это время?..
– Что?
– Вы, сэр, корабль собирали? Так долго? Сэр?
Джим хохотнул:
– Так ты думаешь, там мало собирать? Там махина такая, знаешь, с сотню таких лачуг, – старик взмахнул рукой, показывая. – И каждое действие должно управляться своей деталью и компьютерной командой. Я пятьдесят лет собираю Корабль и все не собрал, но вот осталось совсем чуть-чуть мне, закончу скоро. Я за пятьдесят лет чего только не слышал, Томми... – начал Джим и резко замолчал, не желая продолжать. Репликатор тренькнул, и старик слишком радостно произнес: – Вот и чай. Пей и беги домой, родители тебя потерять могут. А если со мной найдут, то плохо будет, – загадочно проговорил Джим, и Томми не стал с ним спорить.
Опустошив кружку, он попрощался и, выходя из жилища, не смог не обернуться. Согбенная спина Джима, нависшего над столом, сжавшегося, слабо освещалась лампой. Старик провел рукой по лицу — Томми понял по движению — и глубоко вздохнул, согнувшись еще больше. Мальчику стало необъяснимо грустно. Он поспешил закрыть за собой дверь, оставив старика в одиночестве.
* * *
Следующим днем Томми немного опасливо ждал встречи с Джимом — кто знает, может, старик передумает его учить? Пожалеет, что разоткровенничался, выгонит мальчика и строго накажет никому ничего не рассказывать? Но нет, ничего подобного не случилось. Джим встретил Томми приветливой улыбкой, сразу подвинул кружку с чаем — та была металлическая со странной эмблемой, выгравированной на боку. Мальчик засмотрелся, а Джим сказал, что это «дельта». Томми запомнил.
Третьим днем Томми едва не пришел позже, чем собирался — его действительно задержали в школе, объясняя сложное домашнее задание. Он выслушал все, едва не приплясывая от нетерпения, и выскочил из класса, как только учительница разрешила. Джим ни словом не обмолвился насчет запыхавшегося Томми и только лишь, когда он уселся, подвинул к нему приборы. Оперируя полученными накануне знаниями, мальчик уже знал, что с ними делать, и охотно принялся за дело.
На четвертый день Томми, пользуясь тем, что с уроков их отпустили пораньше, пришел к Джиму раньше на полчаса, забыв о том, что старика не будет в это время дома. Мальчик хотел уже дожидаться его у двери, как вдруг вспомнил, что тот ему сказал, и, толкнув влажные доски, вошел внутрь. Когда он преодолевал порог, его словно обдуло слабым ветерком, а сверху послышалось «вход разрешен». И только теперь Томми понял, как Джим мог оставлять лачугу незапертой. Он слышал о таких устройствах, но иметь их было дорого, поэтому дома у него такого не наблюдалось, даже если учесть возможности его семьи. Но в одном важном месте, административном здании, над входными дверями тоже была такая штука, так что Томми представлял, что это такое.
Он прошел по дощатому полу точно к своему стулу, с теплом в груди обнаружив на столе инструменты, планшет и некоторые детали. Бросил рюкзак на пол — что-то звякнуло в сумке, но там не лежало ничего важного — и уселся, уперевшись мысками ботинок в пол. Для сандалий сегодня было слишком ветрено и сыро.
Стенки лачуги почти сразу начали содрогаться под ударами непогоды — подбегая к домику, Томми все-таки попал под дождь, а сейчас тот и вовсе разошелся. Он поежился, накинул на себя старую кофту, лежавшую на табурете Джима — старик будто знал, что Томми придет раньше времени, и озаботился тем, чтобы он не замерз. А может, так было каждый раз, просто Томми до этого всегда приходил в нужный час. Кофта пахла пылью, запах был тяжелый, но уютный. Мальчик закутался посильнее, спрятал нос в складках шерстяной вязки, и вдохнул поглубже, прикрыв глаза. Перед внутренним взором тут же появились яркие, четкие картинки: темный лес, большой красивый дом, стерильные коридоры в странном месте, похожем на городскую больницу. Кулон, лежавший между ключиц, с голубым камнем и на крепкой, надежной цепочке. Острые уши, прикрытые черными волосами, исчезнувший в небе огонек. Томми распахнул глаза и улыбнулся: начитался сказок на ночь, вот фантазия и разыгралась. Голубые кристаллы, конечно! Дилития не существовало, это все знали.
Он не знал, сколько ему предстояло ждать, и поэтому активировал компьютер, загрузил нужную образовательную программу и весь погрузился в чтение. Ему нравилось узнавать новое о механизмах; может быть, он сможет помочь Джиму, как тот помогал своему другу, и они смогут собрать Корабль вместе. Может, Джим даже возьмет его с собой, и Томми увидит Землю с высоты птичьего полета, а потом спрыгнет с парашютом и упадет точно в мамины объятия. И все ему будут аплодировать, а Джим улетит далеко-далеко на Вулкан.
– Убирайся отсюда! – услышал Томми. – Сумасшедший!
С улицы послышались крики. Мальчик вскинул голову, помедлил немного и подскочил к двери. Потянул на себя за ручку и выглянул в образовавшуюся щель, а сверху повеяло теплым воздухом — активировалась считывающая программа. На улице лило как из ведра, но выкрики, пусть и приглушенные дождем, разобрать было легко. Томми ничего не видел, но ему ясно представилась погоня: старик, прихрамывая на левую ногу, торопится подняться в гору, чтобы спрятаться в хлипком убежище, а за ним, вооружившись вилами и лопатами, несется толпа. Картинка была такая яркая, что Томми даже не удивился, когда в дверь снаружи попал камень. Доска отошла от крепления, ударила мальчика по лицу, оставив над бровью и на скуле царапины. А среди дождя вдруг показался спешивший Джим, прижимавший к груди сверток. Старик ковылял как мог быстро, припадая на левую ногу и то и дело хватаясь рукой за болевшее колено. Его лицо раскраснелось, он вжал голову в плечи, опасаясь летящих камней. Увидев, что Томми смотрит на него из-за двери, Джим замотал головой, замахал рукой, показывая ему скрыться внутри лачуги. Мальчик послушался и стремительно нырнул в дом, а через минуту дверь отворилась, и Джим переступил порог. Прижался к доскам спиной, а Томми очень хотел закрыть уши руками, чтобы не слышать ужасные вопли «Сумасшедший старик!», «Убирайся, откуда пришел!», «Не смей показываться нам на глаза!», «Как ты смеешь говорить такое! Ты всего лишь дурной безумец! Ты порочишь память!».
Томми округлил глаза, обнял себя руками, не решаясь подойти к Джиму, который казался веселым. Удивительно, но он улыбался и качал головой, бережно обнимая сверток. На его лице застыло абсолютное счастье, и Томми не был уверен, что тот его сейчас вообще видел. Джим прижал завернутую в ткань деталь к груди, вздохнул и прикрыл глаза.
– Чт-то с-случилось, сэр?
– О... Я не заплатил им денег, и они разозлились, – ответил Джим и подмигнул: – Никогда не воруй, Том. А то и в тебя будут бросаться камнями. А еще убегать от вил не очень весело, это тебе не железки разбирать.
– Вы же врете, – вырвалось у Томми. Старик посмотрел на него внимательно и серьезно, и мальчик решил, что сейчас услышит выговор, мол, нельзя так разговаривать со старшими, а такой возраст, как у Джима, должен вообще вызывать священный трепет, потому что таких пожилых людей мало кто видел на своем веку — умирали рано. Но вместо строгих слов Томми услышал короткое и емкое:
– Вру.
– Но... – растерялся мальчик, – но как же?.. Почему они бежали за вами, что вы...
– У тебя, мальчик мой, тоже будут такие секреты, о которых ты никогда и никому не сможешь рассказать, потому что тебя посчитают безумцем, – спокойно, без капли смешливости проговорил Джим и с трудом выпрямился, тут же схватившись за поясницу. – Ну вот, ветром надуло... Я нашел ее, – мимоходом сказал он.
– Нашли?.. – Томми все еще не знал, что сказать и как реагировать. Джим был таким разным: он в течение минуты мог смеяться и быть серьезным, мог ругаться, мог грустить — особенно когда думал, что Томми его не видит — что мальчик не понимал, как такое возможно.
– Последнюю деталь. Я обошел полсвета, чтобы до нее добраться. А ведь тут велись самые сильные бои, тут столько кораблей полегло, что ходи и собирай... если бы я знал раньше, то, может, лет на пять сократил бы свой срок. Но знаешь, Томми, так даже хорошо, – воскликнул Джим. – Я столько всего повидал! И отовсюду меня гнали, – хохотнул он.
– За воровство?
– За правду, Томми, за правду. За нее всегда гонят сильнее всего. Так что я ухожу, – перескочил старик на другую тему.
– А вы же говорили о неделе, сэр! – Томми уловил его мысль.
– Какая неделя с такими соседями, что ты!.. Они сейчас разбредутся, и ты пойдешь домой, – серьезно произнес Джим. – И больше сюда никогда не придешь. Нечего тебе будет тут делать — без меня-то. Так, погоди-ка...
Джим тряхнул головой, зашептал что-то себе под нос, подсчитывая в уме только ему ведомые данные. Затем скосил глаза на наблюдавшего за ним Томми и сам себе кивнул, не обратив внимания на полный любопытства взгляд. Прошел к старому покосившемуся стеллажу, в котором отсутствовали почти все полки, но они были и не нужны: Джим поставил свои мешки на самую нижнюю панель, под которой уже был пол. Склонился над скарбом, прикинул вес, вскинул указательный палец и что-то пробормотал — Томми с любопытством смотрел за действиями старика. Если бы это случилось в первый день, он бы испугался, но теперь, когда за три дня, проведенных рядом с Джимом, он его немного узнал, Томми его ни капли не боялся. Наоборот, он рвался помочь, но понимал: вещи, уложенные самостоятельно, потом проще отыскать. Когда они с родителями ездили на курорт, мама заставила его самому складывать свой чемодан, и Томми усвоил урок. Джим, видимо, тоже был с ним знаком, оттого и не просил помощи. А может, и не думал, что ему захотят подсобить, может, отвык от людей вокруг себя.
Томми вдруг стало так жалко этого одинокого старика, что он часто заморгал, прогоняя набежавшие слезы.
– Что вы будете делать? – спросил он, отвлекая Джима. Тот отреагировал не сразу, складывая детали по-новому, но все-таки обернулся:
– В Ийову пойду, куда ж еще-то, – и снова окунулся в сборы.
– А что там?..
– Там Корабль мой. В лесу стоит, ждет меня. Не терпится ей, красавице моей, в небо подняться, чувствую я. Даже отсюда чувствую — зовет она меня. Тянет, ой как тянет, – откровенно поделился Джим, а Томми сглотнул: ему стало не по себе.
– А можно с вами?
– Нет, – коротко сказал Джим. – Нечего тебе там делать, в небе-то. По земле еще не находился.
– Но...
– Не спорь, – отрезал Джим, сурово посмотрев на Томми. Мальчик моргнул, напрягшись, и кивнул. Старик посмотрел на него еще несколько мгновений и отвернулся, нагнувшись над мешком. Затем выпрямился, чуть прогнулся назад — спина хрустнула, и Джим довольно охнул — и подошел к Томми, держа в руках небольшой сверток: – На, дома откроешь. Не тут, говорю тебе, а дома, убери в рюкзак и никому не показывай, храни как зеницу ока. Понял?
– Понял, – кивнул мальчик и поспешно спрятал подарок в сумку, убрав на самое дно под учебники. Джим внимательно и придирчиво проследил за его действиями и одобрительно произнес:
– Доверяю тебе самое важное, что есть на планете, так что в твоих руках будущее.
И снова отвернулся. Томми посмотрел на него сумрачно и опасливо: кажется, старик на самом деле сумасшедший. Ну откуда у какого-то древнего землянина, никому не известного, будущее планеты? Да быть такого не может, поэтому и неправда. А значит, та толпа с барахолки была права, раз гнала Джима вилами? Раз кричала, что он безумец, и прогоняла из города?.. Но ведь Джим научил его многому, был добр к нему, поил чаем и рассказывал истории, делился чем мог! Как Томми мог такое думать? Как Томми не стыдно?.. Да и этот подарок... он в него даже не заглядывал, как он мог тогда рассуждать о том, безумен Джим или нет? Может быть, все правда? Может, это толпа безумна? Может быть...
– Пора, Томми, – просто сказал Джим, и его как из ведра окатило — так неожиданно близко оказалось расставание.
– А если...
– Нет, Томми, – качнул головой старик. – Мне уже нельзя никаких «если», я могу не успеть. А она зовет, понимаешь?
Томми не понимал, но все равно кивнул. Джим усмехнулся безрадостно и вздохнул:
– Ты мальчик способный и сообразительный. Вот это, – он показал рукой на лежавшие на столе предметы, – возьмешь с собой, пригодятся. Ты только на забрасывай свой талант. Пообещай мне.
– Обещаю, сэр, – отозвался Томми и вдруг, поддавшись порыву, воскликнул: – Я построю корабль! Я тоже построю корабль, сэр!
– Конечно, построишь, – серьезно произнес старик. И добавил, немного расстроенно: – И я ведь просил тебя звать меня Джимом. Ты так ни разу и не... А, ладно, ни к чему теперь. Слышишь, они ушли и дождь перестал?.. Все, Томми, живи долго и процветай, – сказал он и, достав из-за пазухи что-то, напоминавшее коммуникатор, отдал короткую команду. Вокруг него тут же замерцали золотистые спирали, стирая его из лачуги, и через секунду мальчик остался в хижине один.
* * *
– … да он это был! – услышал Томми через два дня, когда по привычке зашел после школы на рынок.
Он бродил между рядами, рассеянно смотрел на лежавшие прямо на земле товары, которые в принципе не могли быть товарами, потому что никому не принадлежали. Все эти детали — это остатки кораблей, когда-то разбитых в этих местах, и продавать их никто не мог. Но Томми платил за каждую штуковину, какую только выбирал. И Джим тоже отдавал деньги за то, что считал нужным. Он скучал по старику — так и подмывало дойти до конца рынка, выйти за границы и подняться в гору, где все еще стояла лачуга. Прошло всего два дня — каких-то два дня — а Томми казалось, что пролетел как минимум год. Джим казался одновременно и видением, и реальностью, и сном, и явью. Он как будто был — и как будто его не было. И Томми никогда не встречал его. Только в своих мечтах.
– … Да говорю тебе! – раздалось ответное восклицание, и мальчик прислушался: – Старик этот сумасшедший! Шастал тут, выпрашивал эти штуковины, чтоб им провалиться!
– Да быть не может, – засомневался кто-то в ответ, и Томми подобрался поближе, старательно опуская глаза вниз и делая вид, что он всего лишь высматривает нужную деталь. – Он же не в себе был, но не настолько, чтобы!..
– Брось, – оборвал его слова первый голос. – Мне знакомая сказала, она как раз из тех краев. Так и сказала, что среди ночи раздался грохот, потом яркая вспышка — такая, что Кесси чуть без глаз не осталась — и тишина... хотя это у нее в ушах звенело, наверное, сначала же ее оглушило грохотом, – рассудила невидимая рассказчица.
– Да, я тоже слышала, – подхватила еще одна. – Мне на комм сообщение пришло в три часа, Люси — она там живет — крик подняла, что война началась! Бомбят, кричала мне в ухо, а я и знать не знаю — стою и качаюсь спросонья, не понимаю ничего...
– Да, да! Так и было! Без пяти три, говорят, взорвалось что-то в небе и на землю упало, в лесу нашли...
– Что нашли?! – выкрикнул Томми, не удержавшись, но его никто не услышал.
– … кратер черный, обломки, черное все, угольное просто...
– … как тогда, в точности как тогда...
– … пятьдесят лет назад то же самое было...
– … кратер и война...
– Да о чем вы говорите! – снова не удержался Томми, растолкал собравшихся галдящих торговок локтями, наставив им синяков, и выскочил вперед: – О чем вы говорите?!
– А ты не знаешь штоль? – снисходительно обратилась к нему одна из теток. – Старик тут шастал, пальцы узловатые, сам трясся весь да руки к груди своей чахлой прижимал. Сумасшедший как пить дать, все хотел к славе чужой примазаться и получить бесплатно то, что ему не причитается!
– Обворовал Нэнси!
– Очернил Свержение!
– Да что случилось!.. – выкрикнул Томми, чуть не плача.
– Да взорвался он, дурак старый. Все ходил по Эмрике, говорил, что корабль какой-то строит. Железяки выпрашивал — аж рыдал весь, – поделилась одна из женщин. – На черта они ему сдались...
– Ну нет же! – воскликнул мальчик. Его всего заколотило, он вцепился в свои карманы на брюках, не заметив, как треснула от грубости ткань. – Вы врете!
– А ты не кричи, – сурово сказала торговка, которая и начала этот разговор. – Не дорос еще голос повышать. Говорят тебе, что так было, значит, так было, люди врать не будут. Сказали, что взорвался, значит, взорвался. В Ийове своей, в лесу непроходимом, где жил как дикарь да гремел штуковинами своими. Корабль он строил, как же! В таких местах корабль не построить, это в цеху собирать надо!
– Ну вы же не знаете!..
– А ты как будто знаешь, – противно рассмеялась одна тетка. – Больше тебе скажу: чтобы получить какую-то деталь у Нэнси, он заявил, что он и есть тот самый парень, который начал Свержение! Тогда, пятьдесят лет назад! А потом, когда Нэнси его высмеяла, украл железку! Говорю же, дурак старый, – зло добавила она. – Всем известно, что тот парень, настоящий герой, пропал с людских глаз! Он давно мертв, не стал бы он ходить и попрошайничать, как этот...
– Но... – нижняя губа Томми затряслась, на глаза навернулись горючие слезы. Он смял пальцами ткань брюк, чувствуя боль, зажмурился, чувствуя, как влага потекла с ресниц на щеки. – Но как же... Но...
– Ишь ты какой, – расхохоталась другая. – Так, девоньки, расстроили мы мальчика!
Томми тут же потянули в разные стороны, каждая женщина говорила какие-то глупости, но особенно ему запомнилось легкомысленное и жестокое: «Жалко тебе деда старого? Так поделом ему, врать не будет больше!».
* * *
Он смутно помнил, как выбрался из толпы. Как шел по мостовой, спотыкаясь о неровно лежащие камни, как сталкивался с людьми, краем уха слыша окрики.
Томми переставлял ноги, а перед глазами так и стоял улыбавшийся ему щербатым ртом Джим. Старый Джим. Веселый, умный. Сумасшедший. В ушах звучал его хрипловатый голос, снова и снова раздавалось неразборчивое бормотание. Томми вспоминал, как крючковатые пальцы сжимались и разжимались, поглаживая последний сверток. Как Джим протянул ему завернутый в ткань подарок, велев открыть дома.
Томми остановился посреди улицы, закрыл лицо руками и заплакал.
В его комнате, спрятанный глубоко в шкафу, лежал дилитий.
признания, цветы и благодарности автор принимает
тутдля обзоров
@темы:
Star Trek,
живите долго и процветайте!